«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

С.И. Никонова

К февралю 1917 г. офицеры и нижние чины действующей российской армии в большинстве своем не имели иллюзий насчет «справедливости» войны, патриотические настроения сменились осознанием чудовищной катастрофы, огромных потерь, переживаемых как армией, так и страной. Настроения, моральный дух армии во многом предопределили ход драматических событий Великой Российской революции. Неслучайно, что борьба за воинство занимала ведущее место в программах и стратегии всех политических сил, от поддержки армии зависела судьба как той или иной политической партии, так и их лидеров.

Численность русской армии к весне 1917 г. достигла 8 миллионов человек, из которых 90 % служили в пехотных частях[1630]. Однако большая доля новобранцев была сосредоточена в запасных полках, в тыловых гарнизонах, в столице, где процесс революционизирования армии проходил стремительно. «Русская революция пришла из тыла на фронт, но не наоборот. Разумеется, решающее значение для ее победы имела позиция воинских частей, однако в первую очередь тыловых и запасных, а не находившихся в действующей армии» [1631].

К февралю 1917 г. положение в действующей армии сложилось сложное. Серьезные потери, отсутствие достаточного снабжения боевой техникой, вооружением, а также неполное обеспечение кадрами, нехватка лошадей, повозок, фуража – все это свидетельствует о кризисе, который сопровождался расширением масштаба большевистской пропаганды в войсках, усилением уровня антивоенных настроений солдатского корпуса.

О приближающемся коллапсе свидетельствовали многие факторы: увеличиваются количественно дисциплинарные нарушения: от участившихся случаях дезертирства («самовольных отлучек») до небрежно заполняемых дивизионных документов. Участились случаи братания на линии фронта, которые проходили на многих участках. «Было бы неверным полагать, что братания явились следствием усталости от войны и начались только в 1916 г., особенно усилившись после революции в России в 1917 г. Случаи братания наблюдались на Западном фронте уже в конце ноября 1914 г., после установления позиционного фронта, а на Русском – весной 1915 г.»[1632].

Мотив «знакомства» солдат вражеских армий чаще всего был неполитический: меновая торговля, в основном, продуктами и спиртным, обмен новостями. Общение затруднялось незнанием языка. «После братания у наших солдат появлялись шоколад, смешанный с сахаром австрийский кофе, ром, галеты, а иногда желтые тяжелые ботинки или серые обмотки. В австрийских окопах после братания наслаждались русским ржаным хлебом, крепким сахаром и примеряли мягкие складные папахи», «… германец пришел в наши окопы за хлебом, взамен которого принес водку»[1633], – подобные факты нашли отражение в многочисленных донесениях командованию.

В документах воинских частей отмечается, что случаи братания, например, в армиях Юго-Западного фронта предварялись как пропагандистской работой австро-германской стороны (листовки, плакаты), так и особыми «эффектами» для привлечения внимания русских солдат (громкое пение в окопах, белые флаги) а также письменными уведомлениями-приглашениями к братанию[1634].

В донесениях командиров частей на переднем крае отмечены случаи многочисленных «знакомств наших и австрийских солдат», подобное положение оценивалось как ненормальное, командование применяло для борьбы с этим явлением самые суровые меры, вплоть до открытия артиллерийского, ружейного и пулеметного огня[1635].

Случаи братания на линии фронта порой открывались в неожиданном ракурсе. Так, в документах 6 Финляндской стрелковой дивизии (Юго-Западный фронт)[1636] отражена попытка запустить воздушного змея в сторону немецко-австрийских частей накануне июньского наступления 1917 г. По данному инциденту проведено дознание с участием депутатов полкового комитета: «Согласно предписаний командира полка… произведено дознание по поводу братаний <…> Удалось установить: ефрейтор Тарасенко, 29 лет, младший унтер офицер Мишенин, 23 лет и мл. унтер-офицер Калюжный, 29 лет сделали из прокламации змея и запустили его, но нитка оборвалась и змей упал позади наших проволочных заграждений <…> Втроем пошли за змеем (так как было «жалко трудов»), но наша артиллерия стала стрелять и (они) побежали обратно в свои окопы <…> Несколько немцев показались на бруствере, но не стреляли». Показания участники давали довольно путанные, дознание зашло в тупик, наказания не последовало [1637].

К 1917 г. в снабжении армии необходимым пополнением, вооружением, продовольствием, фуражом накопились серьезные проблемы. Особенно остро ощущался некомплект личного состава дивизий, пополнение прибывало на передовую практически не обученное, не владеющее оружием. «Из запасного полка фронта для частей дивизии назначено 850 солдат, которые курс обучения окончательно не закончили. Люди прибудут в 10-й Запасной полк и оттуда по мере прибытия будут направляться Ваше распоряжение. Окончательная подготовка их должна быть закончена при дивизии Вашими заботами. Что же касается новобранцев, то таковые Вам назначены не будут»[1638].

Действующая армия испытывала недостаток в фураже и продовольствии, контроль над «добычей» их в тыловых губерниях возлагался на военных. Так в телеграмме командирам дивизий 11 армии от 13 мая указано: «Командарм приказал выбрать по 1 офицеру-чиновнику или солдату от каждого дивизионного комитета для посылки в Подольскую губернию с целью наблюдения за приобретением фуража и продовольствия для армии и для агитации среди населения о необходимости давать фураж и продукты». Подобные распоряжения поступали с целью выделить «специалистов» для обеспечения заготовки сена для армии и т. п.[1639]

Накануне наступательных боев летом 1917 г. в войсках ощущался дефицит вооружения, запасных частей к пулеметам, не хватало оружия для офицеров. Офицерам предлагалось выкупать пистолеты системы Кольта «стоимостью 42 р. 50 коп (50 патронов к каждому пистолету стоят 4 р. 93 коп.)». Сообщая об этом, Управление Полевого Генерал-Инспектора Артиллерии считает необходимым предупредить, что число имеющихся в распоряжении Главного артиллерийского Управления револьверов крайне ограничено, поэтому необходимо требовать от желающих купить револьвер предъявления удостоверения о неимении револьвера. «Необходимо просить командиров полков и других начальников, выдающих удостоверения, чтобы выдача таких удостоверений производилась лишь при действительной потребности, иначе могут остаться без револьверов те, кому они нужны, а другие будут иметь по несколько различных образцов. С неменьшей осторожностью следует относиться к требованиям об отпуске за деньги патронов, особенно к пистолету Кольта в виду, что на каждый пистолет куплено только по 50 патронов». Однако уже через месяц, 22.05.1917 г. продажа пистолетов Кольта офицерам была остановлена «за отсутствием их»[1640].

При анализе фронтовых документов можно отметить стремление к строжайшей экономии всех видов вооружения, использования и поврежденного трофейного оружия. Из рапорта начальника пулеметной команды поручика Ботрака командиру 24 полка 6 Финляндской дивизии: «Доложу, что полученный из 21 полка австрийский пулемет № 3281 в настоящем его виде для боевого употребления не годен и отправляется в оружейную мастерскую. Пулемет австрийский № 4378, полученный из 22 полка для правильной и более или менее продолжительной работы требует замены некоторых частей. Последних у нас нет. Патронных лент по этим пулеметам имеется 12 вместо 72, коробок под ленты вместо 72 только 6. Таким образом,